Едва ли найдется человек, способный провалить экзамен на фальшивое раскаяние.
Скажем, обидели мы человека. Совесть давит нас танковой армией, но гордость упрямо не сдает позиции. И мы ищем компромисса.
– Извини, если обидел тебя, – аккуратно перекладываем мы вину на нежные чувства обиженного. И добиваем его словами: «Такая неделя тяжелая выдалась!». Или даже так: «Я по утрам всегда веду себя, как дебил». И пока человек осознает сказанное нами, мы уже накидали ему достаточно аргументов не держать на нас зла.
Хотя Евангелие Благодати и выступает против подобной фальши, христиане не привиты от искушения извинить соделанное прегрешение. Как пишет Клайв Льюис, «то, что мы часто называем просьбой к Богу о прощении, на самом деле является требованием принять наши извинения».
Проблема в том, что Бог не приемлет извинений. Он не прощает обоснований. Ему не нужны наши «да, но» и «я просто хотел». Бог прощает грехи.
Прости меня или извини меня
Нет более подходящего примера фальшивой исповеди, чем наши домашние группы или любые другие группы совместного изучения Библии. Исповедуемся ли мы обиженному нами человеку или нашему духовнику, вопрос остается неизменным: «Можем ли мы признаться в грехе полностью, не тая ни малейшей детали и не пытаясь извинить себя за него?»
Мои амбиции, грандиозные и наполеоновские, вдруг становятся жалкими и тают, когда напротив меня появляется мой духовник. Я вижу в Библии: «Блаженны нищие духом» (Мф. 5:3), и молюсь: «Боже, дай мне быть человеком Твоего Писания!». А потом я встречаюсь с людьми и быстренько становлюсь духовно богатым. Ну, в крайнем случае, богаче, чем я есть на самом деле. Бедным, возможно, но не вот прямо за чертой нищеты. Я веду себя так, словно слова «блаженны нищие духом» на языке оригинала звучат, как «блаженны те, кому не нужна помощь».
Все чаще ко мне приходит искушение вплести в исповедь широкий набор причин и извинений, красиво расшитый подробностями и эвфемизмами.
Извинения за извинениями
Иногда мы в конце исповеди добавляем пространное описание событий. Мы как бы пытаемся сместить внимание с самого греха на его историю, намекая на то, что мы – всего лишь жертва обстоятельств.
Обстоятельство: «Не следовало мне грубить тебе вчера. Но дети просто довели!»
Исповедь: «Я вчера огрызался, потому что был нетерпелив и зол. Мне стыдно. Прости меня».
Обстоятельство: «Не стоило мне вчера весь день смотреть сериалы, но неделя была такая тяжелая. Надо было передохнуть.»
Исповедь: «Я ушел с головой в развлечения, чтобы снять стресс, хотя лучше было бы отдать все бремена Богу.»
Обстоятельство: «Я не хочу злиться, но простить ее тоже не могу».
Исповедь: «Я так долго держу в себе обиду, потому что не верю, что найду утешение в Боге».
А еще мы заменяем некрасивые части исповеди эвфемизмами. Когда нужно сказать правду, мы говорим ее на красивом христианском наречии в надежде, что не все поймут.
Эвфемизм: «Я преткнулся».
Исповедь: «В моем сердце была похоть, я отвернулся от Бога».
Эвфемизм: «Меня сложно порадовать».
Исповедь: «Я завидовал отношениям этого человека; поэтому ненавижу его».
Эвфемизм: «Следовало быть добрее».
Исповедь: «Я потерял контроль над собой и наорал на детей».
Исповедь требует полного раскрытия карт – наши близкие редко одарены пророческим прозрением, поэтому для понимания ситуации им нужна вся картина. И мы пользуемся этим, приукрашивая историю в надежде на оправдание.
Когда мы начинаем в исповеди заискивать и приукрашивать ее, мы уже делаем это не ради самой исповеди и получения прощения. Мы оправдываем себя и рассчитываем на понимание.
Исповедь псалмопевца
Исповедь псалмопевцев отличалась от нашей. Когда эти святые люди публично исповедовались, они делали это на языке, который оскорбил бы нежный слух наших домашних групп.
Когда вы последний раз исповедовались словами Асафа: «Тогда я был как скот пред Тобою» (Псалом 72:22)? Или словами Давида: «Беззакония мои – их более, нежели волос на голове моей» (Псалом 39:13)? Когда вы молились вслух вместе с супругой и в молитве просили: «Прости согрешение мое, ибо велико оно!» (Псалом 24:1)?
Каждый из этих псалмопевцев мог найти, чем оправдаться. Асаф мог сказать: «Нечестивые благоденствуют», Давид – «я так долго в изгнании! Враги торжествуют надо мной!»
Но псалмопевцы так не поступают. Откуда же у них эта сила для признания собственных грехов? Как у них хватало духу говорить пред Богом и окружающими: «Я открыл Тебе грех мой и не скрыл беззакония моего» (Псалом 31:5)?
Причина их смелости в том, что они возлюбили Бога больше собственной репутации. Они были в плену благодати. И плен был так сладок, что они не сбежали бы ни за какие оправдания.
Наше единственное убежище
Псалмопевцы понимали, что, как однажды сказал Чарльз Сперджен, «когда мы подходим к нашему греху со всей серьезностью, Бог подходит к нам с нежностью». Наши попытки оправдать и извинить наш грех еще можно было бы понять, если бы наш Бог был с нами груб, но ведь Иисус Христос не таков. В Его правой руке Он хранит преизбыточествующую благодать (см. Римлянам 5:17) и всегда готов облачить в нее каждого, кто приходит с раскаянием (см. 1 Иоанна 1:9).
Когда нам нечем заплатить за наш грех (Псалом 31), Сам Христос платит за него Своей кровью. Более того, Он укрывает нас щитом праведности, хранит от обвинений дьявола, и избавляет нас от вечности вне Своего присутствия. Лучше быть должником Иисусовой благодати, чем прятаться за собственными оправданиями и остаться умирать в одиночестве.
Поэтому найдите себе духовника, брата (сестру), супруга, и вместе положитесь на Божью благодать. Расскажите все и отложите все прикрасы. И когда вы все выскажете, Иисус разберется с вашим непростительным грехом – похоронит, забросит в морскую пучину, сотрет. Он простит вас.
