Дорогой Грязнозлоб,
Нет слов, чтобы выразить, как я рад, что твой человек всё же пошёл на похороны своего дяди. Ты, племянничек, хорошо поступил, прислушавшись ко мне, а не к непрошеным советам Баламута.
На прошлой неделе у нас с твоим выдающимся дядюшкой был оживлённый спор по следующему вопросу: стоит ли поощрять людей посещать похороны, и может ли это стать подспорьем в ведении нашей войны? Мы роскошно пообедали и вдоволь наорались прямо на виду у всех старших искусителей нашего владыки. И хотя там было довольно мяса, да и воплей было без меры, но мне эта пища показалась безвкусной, ведь всё это было искусно подстроено для того, чтобы заставить меня «признать их правоту». Однако Баламут и все прочие глубоко ошибаются, относясь ко мне как к мальчишке.
Баламут, вполне ожидаемо, вещал о том, что в таких вопросах излишняя предосторожность не помешает. Ведь вид одного из них, – такого неподвижного, холодного, безжизненного, безмолвного, – может привести к непредсказуемым последствиям. Очевидно, что смерть, подобно нашатырю, может всполошить их чувство брезгливости пробиться сквозь иллюзии о том, что смерть уже лишена своей разрушительной силы. И это вызовет чудовище из мрака. «Так стоит ли нам, поводырям, – заметил он, сочась сарказмом, – вести их через нашу собственную мглу?» Сколь многие, решительно двигавшиеся в преисподнюю, взглянув на этот ящик, пришли к отвратительным выводам: И что теперь? Есть ли что-то ещё, кроме этой жизни?
Но я надеялся на то, что ты окажешься достаточно проницательным, чтобы понять: выиграть здесь можно намного больше, чем потерять, если только с умом использовать нашего любимого комментатора – священника.
Похороны, приводящие ад в восторг
Баламут недооценивает то, как слащав нынче дух времени. Его эпоха была суровее, и он не видит, сколь многого лишила их сентиментальность. Сегодня нет недостатка в безосновательной, бездумной, бездушной благожелательности. Подобно танцорам, заполнившим комнату и продолжающим кружиться, когда музыка уже смолкла, – так господствует нынче благопристойность.
Не имеет значения, как человек жил, во что он верил – принадлежал ли он Врагу, – все упокоятся с миром. Это вежливый ответ, утешение, которое произносят автоматически. Путь вверх пройдут все. Смерть, этот великий эскалатор, теперь возносит каждую жертву вверх, «в лучшее место». А у меня прямо-таки текут слюнки.
Теперь возьмём священника. Видишь, как он глядит поверх гроба на скорбящих живых? Он желает облегчить их горе, а не усугубить его. И это сострадание, столь отвратительное в Самом Враге, мы должны использовать в собственных интересах. Напомни ему, что здесь не место для богословской конкретики, для духовного вскрытия, для того, чтобы пинать труп во имя религии. Они нуждаются в утешении, а не в бездушных фактах. Притом, они ведь не могут знать о том, не успел ли он на последнем издыхании вступить в ряды Врага. Так почему бы не скруглить острые углы? «Надеяться можно на всё!» Пусть его проповедь доведёт умершего до рая.
Заставь его сказать это, Грязнозлоб, и он прелестнейшим образом пометит небесной печатью жизнь, которая, как известно, была прожита в неверии и безразличии. Он своей проповедью проведёт добросердечного, но необращённого человека сквозь жемчужные врата. И в это время серьёзных размышлений подобное размывание границ потихоньку сообщит их скрытым сомнениям: «мир, мир», – когда мира нет.
Если они спросят: «что с ним будет дальше?», он должен будет ответить: «если что и есть, то это, по существу, лучшее место для всех». И это, дорогой племянничек, очень поспособствует успеху нашего дела.
Хвалебные речи, которые отвергают умершие
И тут нас ждёт восхитительное лакомство. Всё это не только служит для слушателей напоминанием того, что они сами вольны выбирать, какой путь к неизбежному покою им избрать. Это также даёт нам возможность вызвать необыкновенную муку.
Для иллюстрации я запросил из нашей штаб-квартиры сделанную много веков назад копию одной хвалебной речи, произнесённой пастором в присутствии пяти братьев покойного:
«Богатый в жизни, а ныне богатый и в смерти, наш возлюбленный Гэд прошлой ночью ушёл к своему Создателю. Он, столь очевидно благословенный Богом на земле, сегодня занял своё место в загробной жизни. Он перешёл через Иордан.
Наши Писания вполне ясно говорят: «добрый оставляет наследство и внукам» (Прит. 13:23). Именно это он и сделал. Этот добрый человек, сам обильно пировавший, оставил полные закрома и богатые поля для грядущих поколений. Он оставил своей семье отнюдь не скудные воспоминания о себе, – не такие, что не насытят ребёнка холодным вечером или не наполнят стаканчик мужчины по счастливому случаю. Нет, он оставил им своё благосостояние, свой «укреплённый город», как сказал псалмопевец.
Конечно, он не был лишён недостатков, что можно сказать и обо всех нас. В конце концов, он был всего лишь человек. Все мы знаем, что Гэд был грешником, но кто из присутствующих мог бы бросить первый камень? Он оставил возлюбленную супругу и дочь, а также пятерых дорогих его сердцу братьев. И все они скорбят сегодня вместе с нами. Но ободритесь, друзья и родные: пусть с вечера и царит печаль, но на утро водворяется радость. Сейчас он владеет богатствами, которые не истребит ни моль, ни ржа».
Я был приставлен к одному из этих пяти братьев (сейчас все они благополучно находятся у нас) и с превеликим удовольствием заставил его внимательно слушать (Лк. 16:28). Но истинной наградой и самой лакомой пыткой было слушать другого человека, которого не мог услышать никто из живущих. Плач и скрежет зубов у него перемежался с протестующими воплями. И это был сам Гэд.
Покойся на широком пути
Он оказался жалок уже в первую ночь, проведённую на пиру у нашего нижайшего владыки. Как молил он «своего отца» Авраама: «прошу тебя, отче, пошли его в дом отца моего, ибо у меня пять братьев; пусть он засвидетельствует им, чтобы и они не пришли в это место мучения» (Лк. 16:28).
Но ему было отказано, а мы вопили и визжали от радости. Ему, подкупавшему судей на земле, теперь нечего было предложить. Нагой, одинокий, проклятый, находящийся по ту сторону утверждённой пропасти. Ни один святой, ни один ангел не мог перейти её ради него. Но ведь мы посылали Посланника, разве нет? О, какое это изысканное лакомство – наслаждаться ужасом человека, считающего наказанием хвалебную речь на собственных похоронах. Возможно, милый Грязнозлоб, такого блюда славному дядюшке Баламуту никогда не довелось отведать.
«Не идите по моим следам!», пытался Гэд перекричать радостную весть священника. «Не слушайте этого лжеца – я не обрёл здесь покоя!», – стенал и рыдал он. «Обратитесь, обратитесь, пока не поздно!» И, чем выше взмывала лесть священника, тем более жалкими были его попытки её опровергнуть, – всё это к вящему веселью обитателей ада.
С этих похорон, как и с тех, что были на прошлой неделе, люди разошлись, не пробудившись. Ничто не побудило их к размышлениям и к исследованию самих себя. Кроме того, они отправились домой, получив подтверждение собственному предположению: «если его посмертие благополучно, то таким же будет и моё. Путь, ведущий в жизнь, должен быть широк – и многие идут им. Его, конечно, не отыщут только люди, подобные Гитлеру». Они уходили, удостоверившись в том, на что рассчитывали и до прихода сюда: им, в конечном счёте, не нужен Враг.
А мы с нетерпением ждём, чтобы они упокоились с миром.
Источник: https://ieshua.org/vse-upokoyatsya-s-mirom-kak-satana-uteshaet-ponesshih-utratu.htm
